Семья Святого Лазаря

2 Цар (2 Sam) 7, 18-19. 24-29; Мк 4, 21-25

Когда-то у меня был образок с молитвой Матулайтиса – я из Литвы от о. Франциска Рачюнаса привез. С молитвой тряпки, хотелось бы ее заучить в свое время наизусть, потому что больше я ее сейчас нигде не встречаю. Молитва такая, что, когда, Господи, Ты от меня получишь всё, что я должен был сделать, пожалуйста, закинь меня как использованную тряпку половую или какую-то там в самый дальний угол. В дальний, незаметный. По-видимому, молитва написана не в минуту душевной слабости, а это позиция его.

Этот орден мариан сейчас отчасти деградировал и нуждается опять в возрождении. А харизма у него – по крайней мере, одна из харизм, это помощь священникам, находящимся в трудном положении. Я помню, когда я уо. Франциска был, все время там крутились какие-то, как Диккенс писал «удивительные образчики человеческой породы», священники, но как бы наши клиенты, все с какими-то странностями. То есть, был такой вполне наш зоопарк. Это про духовность, которая, так или иначе, многими путями в нас, мне кажется, заложена, и от которой нам никуда не деться.

Вторая вещь, о которой я думал в связи с нашими занятиями в Петербурге, а также вечерними чтениями Шмемана. Он в одной из дневниковых записей сожалеет, что Церковь и христианское учение во все времена наполнялись какими-то большими школами мысли – неоплатонизм, потом аристотелизм, до этого иудейские представления, представления стоиков – а сейчас, пишет он в 1976 году, ничего этого нет. Учение Церкви и духовность как бы замшели, омертвели. Я просто думал о том, что на самом-то деле эта середина 70-х – это на Западе практически время расцвета христианского персонализма и вообще персонализма в философии и гуманистической психологии, которая есть, на мой взгляд, проекция персонализма на психологию. То, что он этого ничего не замечал, это Бог с ним, но я смотрю, какие последствия. Кризис Церкви, о котором мы сегодня говорим или, наоборот, умалчиваем, мне кажется, именно с этой линией интеллектуальной и связан.

Сейчас для европейского человека, для более-менее культурного человека дико молиться о спасении. Можно молиться о том, чтобы Бог помог мне быть добрым человеком, похожим на Иисуса, на Марию, но молиться о спасении как избавлении от вечного ада, это в голову сейчас просто никому не приходит. Этот огромный пласт молитв и литургического всякого настроения в Церкви просто теряет смысл. И крещение в этом свете приобретает другой смысл, не спасение от ада, а просто смысл большей близости к Богу. Сейчас в фейсбуке, когда читаю тексты одного священника, тошнит от них. Но тошнит это вторичное, а первичное – недоумение, как человек, который вырос уже в культуре, мне кажется пронизанной гуманистическим подходом, и интеллигентный человек, как он по-прежнему в такой клерикальной и архаичной парадигме мыслит. Аминь.

Священник Сергей Николенко