Семья Святого Лазаря

1 Кор 15, 29-38; Мф 21, 23–27

После того, как позавчера было воскресение Крестовоздвижения, я всё продолжаю о кресте раздумывать. Прочел одну статью о христианстве в России, как оно развивалось. Знакомый написал ее лет 20 назад. Написал ее на архетипах. Одна вещь, которая меня затронула и о которой я уже говорил – о том, что в солнечных солярных культах, в том числе и в культе Ярилы, который был у славян, Солнце изображалось в виде креста. Это такой символ, исполненный энергии – и радостной, и живительной, и в то же время слепящей. Слепящей и способной сжечь. После того, как христианство пришло на Русь, этот аспект в народном христианстве, вероятно, был.

Другой еще эпизод исторический – в славянском «Христос» и «крест» похожие слова и была такая секта стригольников – то ли в 14, то ли в 15 веке, я уже не помню – и у них было принято исповедоваться кресту. Потому что для них крест был – место пребывания Христа. В классическом богословии крест – это символ искупительных страданий как инструмент. Но как это на Руси всё причудливо соединялось вместе.

У нас культура городская, европеизированная, научная и на эти символы смотрим как на то, что неважно. А для человека с архаическим сознанием крещение не тремя перстами, а двумя – это уже ощущение, что этот новый знак с тобой делает что-то другое, не то, что нужно. Тем более католическое крещение слева направо, а не справа налево. Это вообще воспринимается как знак Антихриста. Эти вещи в народной памяти или, говоря терминами Юнга, в коллективном бессознательном сидят, в какие-то критические моменты всплывают. Всплывают с ксенофобией, религиозной и национальной, всё такое. Аминь.

Священник Сергей Николенко