Семья Святого Лазаря

1 Кор 6, 12-20; Лк 15, 11-32

Про эту историю библеисты – многие, по крайней мере, – думают, что она появилась в Евангелии от Луки как аналог сцены грехопадения в книге Бытия. Потому что Евангелие от Луки в основном для людей, которые Тору не читали. Действительно, похоже: как бы рай, изгнание из рая, потом возвращение. Только в Библии это возвращение растягивается на целую книжку, толстую, которую очень утомительно читать. А тут это всё в одном компактном тексте. Еще, конечно, отличие в том, что, конечно, в книге Бытия в сцене грехопадения показана причина. Священнописатель, который использует фрагменты из современных ему ближневосточных мифов, более древних, решает всё-таки задачу. Он видит, какой человек и слабый, и лживый, перекрученный весь, и часто вообще на человека не похож. Этот священнописатель ищет, какой же всё-таки потенциал в человеке заложен, чего Бог-то от человека ожидал. Вводит этого персонажа змея, который начинает с провокационного вранья, и тут же вранье проникает в природу человека, становится принципом устройства личности человека. Всё, что там дальше происходит, как люди прячутся от Бога в раю, когда Бог спрашивает: «Ел ли ты…?», Адам начинает переваливать на Еву, Ева на змея, ответственность брать на себя не в состоянии, вы всё знаете.

В истории про блудного сына непонятно, с чего всё началось. Я так полагаю, что началось всё с раздражения. Отец безумно раздражал и младшего сына, и старшего сына. Насколько они раздражали отца, я не знаю, варианты разные могут быть. Младший сын оказался решительнее. Не хочу с тобой жить, хочу свободы, хочу жить как человек, чтобы никто не давил на меня, не говорил, как правильно делать, как неправильно. Получил от отца то, что нужно для самостоятельной жизни, причитающуюся долю наследства. Понятно, что спустил всё, просто потому что не умеет жить сам. Может быть, потому что еще молодой дурачок, а может быть просто ему чего-то не хватает в характере, в ресурсах для того, чтобы самостоятельно жизнь построить. Бывает такое безо всякого греха. А старший сын – не знаю, что там у него добродетель терпения или чего – он остался. Но по последующему его поведению, по реакции на возвращение младшего сына видно, как он ему завидовал, что тот вырвался, наконец, на свободу от отца. Желание наказания брата, оно просто от зависти. Такая простая житейская история.

Единственная принципиальная разница между братьями, это то, что младший сын пережил опыт «дна», опыт падения, несовместимого с жизнью, и, по крайней мере, с представлением о человеческой жизни. Всё-таки образ достойной человеческой жизни у него сформировался, пока он у отца жил, хотя он этому и противился. Но в критический момент он сработал, и появилось как бы простое соображение, что у отца моего и наемники питаются вдоволь. Это значит, что какие-то ценности у него сформировались в доме отца, как он ни противился этому. Непонятно, как они будут дальше жить, потому что сын покаялся, но есть ли у него ресурсы для разумного построения своей жизни, чтобы учиться хозяйство как-то организовывать, ритм жизни, всё такое непонятное. Как они будут общаться со старшим сыном, до какой степени усилится вражда между ними, тоже это всё остается за скобками, хотя это всё очень интересно. Очень интересно для того, чтобы знать: сила прощения, сила покаяния – насколько они сильны, насколько они переделывают человека.

Сейчас в Людовике мне время от времени приходится исповедовать. Бывают такие, которые просто перечисляют по списку – раздражался, обманывал, прелюбодействовал, нарушал пост, не посещал воскресную мессу, епитимию исполнил. Конец доклада. И ждет отпущения грехов, готов дальше выполнить любое задание Господа Бога и католической Церкви. А другие рассказывают подробно о жизненных трудностях. Там никогда нет разделения между пониманием того, как я мою человеческую природу сознаю, насколько она повреждена. Насколько у меня психика не устойчива, или сексуальность разболтана, возможно, практически от рождения. Или еще чего-то не хватает, например, здоровья. Не отличает эту поврежденность природы грехом. Может быть, отчасти своим, но больше тем грехом, который достался от предков, от воздействия окружения, то есть, вещи, которые мы у себя называем термином «греховность». В греховности мы не виноваты, чего нам каяться. А грех – это другое, это как на фоне греховности, что мы делаем, плывем вместе с ней как льдина или пытаемся всё-таки ей противопоставить жизнь в правде и в любви. С осознанием этой личной внутренней динамики, я повторяю, у верующих дело швах. Их этому не учил никто. У нас в той мере, в какой мы имели дело с анонимными движениями, с группами, какая-то способность к такому анализу заложена, и способность к тому, чтобы не поддаваться на лишнее чувство вины, отделяться, в общем. Отделяться от чувства вины, от чувства раздражения, от чувства праведного гнева, по возможности от всего отделяться, и видеть жизнь своего духовного «я» и задачи его, из задач, которые Бог ставит. Но эта способность к отделению очень легко пропадает без постоянного упражнения в рефлексии. Аминь.

Священник Сергей Николенко