Семья Святого Лазаря

Разделяя национальный траур и склоняясь перед погибшими и их близкими, я никоим образом не одобряю либертарианской борьбы моих собратьев-журналистов из Шарли Эбдо.

Франция переживает свое 11 сентября. Вот что означает национальный траур, объявленный впервые с 2001 года, когда он был знаком солидарности со США после террористических актов в Нью-Йорке и Вашингтоне. К счастью, нам не пришлось оплакивать 3000 погибших, как тогда, но мы потеряли двадцать человек, среди которых полицейские, 10 журналистов, 4 клиента кошерного супермаркета – все они были подло убиты, и три террориста, ведь мы должны сочувствовать и этим безумцам… не следует забывать и о многих людях, получивших физические или душевные раны, конечно же, очень тяжелые.

Мировая война и внутренний конфликт / guerre mondiale et intérieure

Отягчающее обстоятельство – три этих террориста не прибыли из-за границы, они выросли в нашей стране, в наших заброшенных пригородах. Юные правонарушители радикализировались в наших тюрьмах и вышли на свободу при обстоятельствах, нуждающихся в выяснении.

Начатая исламским тоталитаризмом война – это война мировая, международная, но также и междоусобная. И каждый может понять, что во Франции источник основного риска находится внутри страны. После двойного нападения 8-9 января уже невозможно свести боль и негодование общества к лозунгу «Я Шарли». Но это утверждение было справедливо и в момент самого нападения на редакцию: среди жертв были не только журналисты, например, хладнокровно добитый полицейский – просто потому, что он носил форму – и вскоре это повторилось, когда в Монруже была застрелена в спину девушка-полицейский. Если ясно, что террористы хотели отомстить за карикатуры в «Шарли Эбдо», не менее верно, что они преследовали более широкие цели – они включали всех, кто носит форму, и наших еврейских соотечественников (те же цели, что в 2012 году на юго-западе Франции).

Юмор – да, насмешка – нет

Но даже если бы только «Шарли Эбдо» стал объектом нападения, я не сказал бы: «Я Шарли». Это было бы лицемерием, ложью. Трагическая смерть моих коллег возмущает меня, я ненавижу терроризм и нарушения свободы мнения и выражения, но я не считаю, что эта свобода оправдывает абсолютно все. Свобода печати не абсолютна и никогда не будет абсолютной. Свобода не останавливается просто там, «где начинается свобода другого», как часто говорят, но там, где начинается человеческое достоинство и уважение, которое должно оказывать самым священным для каждого человека вещам: его религии, его отечеству, его семье, его целостности и его идентичности мужчины или женщины. Это уважение, по моему мнению, мои собратья из «Шарли Эбдо» (чьи таланты и мужество я не подвергаю сомнению) слишком часто попирали. Юмор – да, тысячу раз да, даже если мы рискуем разозлить террористов. Насмешка, надругательство, грубое оскорбление, унижение – нет.

Следует углублять диалог с мусульманами, помочь им распознать и разоблачить исламский тоталитаризм, не бояться показывать противоречия в Коране и исламе, но, конечно же, не возмущать их ради удовольствия вызвать их возмущение. Так же, как католика уязвляет отношение к моей религии, навязываемое моими собратьями, я вполне могу представить себе чувства искренних и миролюбивых мусульман перед лицом того, что следует назвать актами агрессии.

Протестующие былых времен

Карикатуристы «Шарли Эбдо» не были первооткрывателями, они – люди из прошлого. Они постоянно крутили заезженную пластинку. Истинные дети мая 1968 года, они сохранили верность анархистским и либертарианским лозунгам, которыми в то время покрылись стены Сорбонны: «Ни Бога, ни начальника», «Запрещено запрещать», «Радуйся без препятствий!», «Враги моего отца – мои друзья». С их точки зрения семья, государство, армия, церковь – это «структуры подавления».

Они уже давно перестали быть протестующими – их видение мира навязывается вплоть до высшего государственного уровня. В идеологическом и общественном отношении они были «устроены». Один из них, их старейшина, один из самых одаренных и проницательных, Жорж Волински, признал это с честностью и прямотой, которые делают ему честь, и его формулировку я выучил наизусть – настолько она меня поразила: «В мае 1968 года мы восстали, чтобы не превратиться в то, чем мы стали».

По моему мнению, «Шарли Эбдо» способствовал увеличению в нашей стране не свободы, а пренебрежения, внеся свой вклад в дегуманизацию и разделение нашего общества. Однако они были людьми отважными и талантливыми (признаюсь, я питал слабость к Кабю и Волински). Они были убиты у себя в редакции с пером – то есть карандашом – в руках. Они были моими собратьями. В слове «собратья» мы слышим «брат». Я молюсь за них (и пусть они ворчат или насмехаются!) и за тех, кто их оплакивает. Но определенно – нет, ни вчера, ни сегодня я – не Шарли.

Филипп Освальд

Источник

перевод http://www.rkcvo.ru/